Автор вступительной статьи и примечаний И. Д. Рожанский.

Аристотель

МЕТЕОРОЛОГИКА

перевод Н. В. Брагинской

Глава 1  Глава 2  Глава 3  Глава 4  Глава 5  Глава 6  Глава 7   Глава 8  Глава 9   Примечание

КНИГА ВТОРАЯ (В)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Теперь мы будем говорить о море, о его природе, о причине солености столь [большого] количества воды, а также о первоначальном его происхождении.

Что касается древних, занимавшихся божественными предметами, то они придумали истоки моря, чтобы располагать началами и корнями земли и моря¹. Вероятно, они предполагали, что при этом большее величие и торжественность обретет их учение о том, будто земля и море — весьма значительная часть Вселенной, а все остальное Небо образовалось вокруг них и ради них, потому что это, дескать, самая драгоценная и главная его часть.

Те же, кто были мудры скорее человеческой мудростью, считали, что море возникло. Вначале, как они утверждают, вся область земли была напоена влагой, а потом высушиваемая солнцем часть [воды] превратилась в пар и создает [теперь] ветры и повороты Солнца и Луны; оставшаяся же часть — это море. Отсюда они заключают, что море, высыхая, становится все меньше и меньше и наконец придет время, когда оно совсем высохнет². Некоторые из них говорят, что [море] образуется, как пот нагретой солнцем земли, и поэтому [оно] солоно: пот ведь тоже соленый³. Другие называют причиной солености землю: как [обычная], процеженная через золу вода, так и морская, [по их мнению], смешавшись с землей, наделенной таким свойством, становится соленой⁴.

Что море действительно не может иметь источников, к [этому] надо прийти исходя из того, что есть на самом деле.

Вода на земле бывает или проточной, или стоячей. Вся проточная [вода] имеет источники (об источниках выше уже было сказано⁵, что началом их следует представлять себе не [место] подачи [воды] из водоема, а [место] первоначального скопления постоянно образующихся и сливающихся [частиц влаги]). Стоячая вода может скапливаться и оставаться неподвижной, как болота и озера, различающиеся между собой большими или меньшими размерами, а может иметь источники. Но эти источники всегда искусственного происхождения; я имею в виду, например, колодцы, источник же [проточной воды] должен всегда лежать выше [потока]. Поэтому родники и реки текут сами собой, а колодцы нуждаются в применении искусственных приспособлений. Таковы различия воды количественные и качественные, а из этого различения следует, что море не может иметь источников. Ведь оно не относится ни к тому, ни к другому роду, так как вода в нем и не проточная, и не искусственного происхождения, между тем все, что имеет источники, обязательно должно быть либо тем, либо другим. И нам не известно естественно возникшее скопление [воды] в [таких] больших количествах, которое, имея источник, было бы стоячим.

Кроме того, многие моря с другими нигде не соединяются. Так, Красное море, как известно, только узким проходом сообщается с морем за Столпами⁶, а Гирканское и Каспийское вообще отделены от него и заселены по всему побережью⁷, так что, если бы где-то существовали источники, они не остались бы незамеченными.

Между тем, если берега в каком-то месте [резко] сходятся, сгоняя в одно место много морской воды, видно, как море течет по теснине. Это течение вызывается частыми приливами и отливами. На широких морских просторах оно незаметно, но там, где берега сближаются так, что остается лишь узкий [проход], там и малые  колебания  моря должны казаться большими.

Течение всего моря по сю сторону Геракловых Столпов зависит от глубины и от количества речной воды. Так, Меотида течет в Понт, Понт — в Эгейское море. Во всех других морях течение менее заметно, а с этими так получается из-за обилия речной воды (дело в том, что в Евксинский Понт и Меотиду впадает больше рек, чем в [остальные моря, чья] площадь во много раз обширнее) и малой глубины. Море от Меотиды к Понту, от Понта к Эгейскому морю, от Эгейского к Сицилийскому становится заметно глубине и глубже, а Сардинское и Тирренское моря самые глубокие. За Столпами море мелко из-за ила, но, в то же время, спокойно, потому что [оно лежит] во впадине. Следовательно, подобно тому как все отдельные реки, видимо, стекают с возвышенностей, так и на всей земле самое сильное течение [направлено] от возвышенностей на севере. Таким образом, одни моря из-за [постоянного] стока мелки, а другие — внешние — более глубоки. А что на севере поверхность земли выше, подтверждается уверенностью многих древних метеорологов в том, что Солнце не опускается под Землю, но обращается вокруг нее и, [проходя] эти места, исчезает из виду, так что ночь наступает [собственно] потому, что Земля на севере поднимается вверх⁸.

Вот все доказательства тому, что море в действительности не может иметь источников, и вот какова причина наблюдаемого [в нем] течения.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Теперь следует сказать о возникновении моря, если оно вообще возникло, а также о причине соленого и горького его вкуса.

Считать море началом и телом всей воды прежних [ученых] побудило следующее [обстоятельство]. В самом деле, может показаться разумным, что если для других элементов существует [некий] сосредоточенный объем, который благодаря своей величине есть также и начало, откуда берутся части, которые претерпевают превращения и смешиваются с другими [элементами] (так, [скопление] огня помещается в верхних областях, [скопление] воздуха — ниже [области] огня, а тело земли есть, очевидно, то, вокруг чего располагаются все эти [элементы]), то понятно, что на таком же основании необходимо и для воды искать [средоточие]. Однако мы не видим никакого другого средоточия [воды], подобного [средоточиям] других элементов, кроме громады моря. Ведь в реках вода не сосредоточена и не стоячая, но кажется, будто всякий день она возникает [заново]. Эта трудность привела к мысли, что начало всякой влаги и всей воды есть море. Некоторые утверждают  поэтому, что реки не только

впадают в море, но и вытекают из него⁹, а морская вода становится пресной, если ее процедить. Но перед таким объяснением встает новое затруднение: почему эта вода, собранная вместе, если она-то и является каналом всякой воды, не пресная, а солёная? Найти причину этому явлению — значит разом разрешить данное затруднение и [удостовериться] в справедливости нашего основного положения о море.

Вода окружает землю, как воду — сфера воздуха, а ее в свою очередь так называемая сфера огня (как по мнению большинства, так и по нашему мнению, огонь является внешним по отношению ко всем остальным [элементам]). Из-за движения Солнца по своему пути (которое и вызывает изменение, возникновение и уничтожение) самая чистая и пресная [вода] ежедневно поднимается в разреженном и парообразном состоянии и уносится в верхнюю область, чтобы, вновь сгустившись там от охлаждения, опять низвергнуться на землю. Как уже было сказано, природа всегда стремится действовать таким образом.

Поэтому достойны лишь осмеяния все те наши предшественники, которые предполагали, что Солнце питается влагой (некоторые объясняли этим даже солнцевороты)¹⁰. Одни и те же места не могут, дескать, постоянно предоставлять Солнцу пищу, а это должно происходить [по той причине], что иначе Солнце погибнет, ведь и видимый нами огонь жив до тех пор, пока у него есть пища, влага же — единственная пища для огня. Таким образом, либо испаряющаяся влага должна достигать Солнца, либо само такое восхождение подобно образованию пламени; воспользовавшись этим подобием, они и создали свое учение о Солнце. Но в действительности сходства здесь нет. С одной стороны, при непрерывных превращениях влажного и сухого пламя не питается, а зарождается, ибо ни на миг, так сказать, оно не остается одним и тем же; с другой стороны, все это не может происходить с Солнцем, ведь ясно, что, даже питаясь тем самым образом, о котором они говорят, Солнце должно бы было не только, как говорит Гераклит, ежедневно обновляться, но постоянно и непрерывно делаться новым¹¹. Кроме того, испарение влаги Солнцем подобно [испарению] при нагревании на огне. Если же огонь, разведенный внизу, все же не питается [влагой], то нет никаких оснований предполагать такое о Солнце, хотя 'бы  его  жар  испарил  всю  воду.   Нелепо  также помнить об одном Солнце, упуская из виду сохранность других звезд, хотя они и многочисленны, и велики. Ту же нелепость допускают и те, кто утверждает, будто вначале  Земля  была  напоена  влагой  и  что  по  мере того, как Солнце нагревало околоземную часть мира, возник  воздух  и  разрослось  целое   Небо, а [воздух] обусловил появление ветров и заставил Солнце совершать повороты. Мы ведь ясно видим, что вода, вознесенная наверх, всякий раз вновь возвращается вниз, и, хотя не за [один] год и не одинаково в каждой [отдельной]  стране происходит [такое]  возвращение, все равно все отнятое через какие-то  определенные  промежутки   времени   возвращается.   Так   что   небесные [тела] не питаются [этой влагой] и не может одна ее часть, став воздухом,   [им же]   и остаться, а другая стать воздухом и затем превратиться в воду, но вся она одинаково разрежается и вновь сгущается в воду. Вода, годная для питья и пресная, вся поднимается вверх, потому что она легкая, соленая же — остается [внизу] из-за своей тяжести, однако не на своем собственном месте. Этот вопрос следует  считать достойным внимания  (ведь было бы странно, не окажись у воды,  как у других  элементов,  своего  места), и вот как надо на него отвечать.  [Место], которое, как мы видим, занимает море, принадлежит скорее [пресной], а не морской воде, и только кажется, что оно принадлежит морю, потому что из-за  [своей]  тяжести соленая [вода] остается [внизу], а пресная и питьевая — поднимается вверх благодаря [своей] легкости. [Нечто] подобное [происходит] в телах живых существ. Ибо и в этом случае поступающая внутрь пища пресная, а выделение жидкой пищи и отходы оказываются горькими и солеными. Дело в том, что лишь пресная и годная для питья [часть пищи], всасываясь в плоть благодаря [ее] природному теплу, входит в состав частей тела, как то каждой из них свойственно. Действительно, как в этом случае было бы нелепо считать чрево вместилищем не [свежей] жидкой пищи, поскольку [она] быстро исчезает, а [вместилищем] отходов, ибо то, что остается, можно наблюдать, и это было бы ошибкой, так и тут. Как мы утверждаем, место [моря] принадлежит [пресной] воде, поэтому и стекаются сюда все реки и вообще вся возникающая вода, ведь течение [направлено] в сторону наибольшего углубления, а море занимает на земле [как раз] такое место. Между тем скоро [одна часть этой воды] целиком испаряется Солнцем, а другая по указанной выше причине остается [внизу]. Вполне естественно задаться тут старым вопросом: куда девается столько воды, ведь бесчисленные реки ежедневно приносят в море огромное ее количество, а оно ничуть не делается больше? Ничего странного, если кто-либо окажется тут в затруднении, однако, поразмыслив, легко его разрешить. Ведь одно и то же количество воды, разлитое на широкой площади и собранное [в одном месте], высыхает не за одно и то же время; разница столь велика, что во втором случае вода остается весь день, как была, а в первом (если, например, разлить на большом столе кубок воды), то пока будешь размышлять [об этом], все исчезнет. То же происходит и с реками. Собранные [в узких руслах], они текут непрерывно, но всякий раз, как выходят на широкое и открытое место, быстро и незаметно высыхают.

Написанное в «Федоне» о реках и о море невозможно¹². [Там] говорится, что вся вода соединяется под землей по протокам, что началом и источником всяких вод [является] так называемый Тартар — какое-то скопление воды в середине земли,— из которого выходит и вся проточная, и вся не проточная [вода]. Приток же [воды] в каждом потоке создается постоянным волнением [этого] первичного и исходного [скопления]. У него ведь нет определенного места, и оно все время мечется по срединной [части земли], причем [это] движение вверх и вниз создает приток [воды] в реках. Часть потоков образуют многочисленные озера, как, например, наше море, но все они вновь возвращаются по кругу к тому началу, откуда вышли. Многие возвращаются в то же самое место, а другие — со стороны, противоположной истоку. Например, если они вытекают снизу, то возвращаются сверху. Спуск достигает середины [земли], а после этого все [потоки] поднимаются вверх. Вкус и окраску вода получает в зависимости от [свойств] земли, через которую ей приходится протекать.

По этому рассуждению выходит, что течение рек не всегда одинаково: ведь если реки втекают в середину земли, откуда и вытекают, то они, следовательно, одинаково способны течь как вниз, так и вверх, в том направлении, куда склонится бурливый Тартар. А если это так, у нас получится, пожалуй, поговорка о реках, текущих вспять, но [в действительности] это невозможно.

[Спросим] далее: откуда тогда влага, которая становится [дождем] и опять уносится наверх? Ее надобно совершенно исключить, коль скоро всегда сохраняется равное [количество воды]: сколько вытекает, столько возвращается к началу.

Однако мы видим, что все реки, кроме тех, что впадают друг в друга, изливаются в море и ни одна — в землю; если же [какая-нибудь река] и исчезает [под землею], [она] опять [затем] выходит на поверхность. Большими становятся те реки, которые долго текут по низменности, ведь их [собственная] длина и расположение таковы, что, пересекая русла [других рек], они принимают в себя множество притоков. Поэтому-то из рек, впадающих в наше море, Петр и Нил — самые большие реки, причем источниками той и другой реки одни называют одно, другие — другое, потому что в одну и ту же [реку] вливается множество притоков. [По учению Платона], все это, конечно, оказывается невозможным, особенно [если учесть], что море имеет свое начало в том же месте, [т. е. в Тартаре].

О том, что море занимает место [пресной] воды, о том, почему мы встречаем пресную воду только в потоках, а другую [только] стоячей, и почему море — это скорее конец, чем начало воды, подобно отходам всякой, а особенно жидкой, пищи в телах [животых],— обо всем этом сказано достаточно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Теперь следует сказать о солености моря, о том, остается ли оно всегда одним и тем же, или некогда его не было, когда-нибудь не будет и оно иссякнет, ибо и такое мнение существует.

Все как будто согласны, что [море] возникло, если только [возник] весь мир, так как возникновение того и другого признается одновременным. Ясно поэтому, что если вечна Вселенная, то же самое надо думать и о  море.  Мнение,  согласно которому  величина   [моря постепенно] уменьшается,— как говорит Демокрит¹³,— и под конец оно вовсе исчезнет, нисколько, по-видимому, не отличается от Эзоповой басни. И Эзоп рассказал басню о Харибде, которая уже дважды отхлебывала [море]: в первый раз стали видны горы, во второй — острова, а когда она хлебнет в последний раз, вся [земля] станет совсем сухой. Конечно, Эзопу, рассерженному на перевозчика, подобало рассказывать такую басню; иное дело, когда ищут истины. Была ли тяжесть моря причиною того, что оно однажды стало [на свое нынешнее место], как утверждают некоторые (ведь это объяснение скорее всего приходит на ум), или тут [причиной] что-то другое, ясно, во всяком случае, что и во все остальное время оно должно пребывать [на месте] в силу той же самой причины. Или им следует отрицать, что вода, испаренная солнцем, вновь возвращается, или если это признать, то придется [признать] также, что море существует вечно или по крайней мере до тех пор, пока [не прекратится это испарение], и что пресная вода должна будет всякий раз испаряться первой. Таким образом, море никогда не высохнет, ибо возвращение [испаренной воды] в море каждый раз предупреждает ее [полное] исчезновение. Нет никакой разницы, говорить ли об однократном действии или о повторяющемся. Если остановить ход Солнца, что тогда будет высушиваться? А если позволить Солнцу двигаться, то, как мы уже говорили, приближаясь, оно всегда будет испарять пресную воду, а удаляясь, снова отпускать ее. Такие мысли о море возникли оттого, что многие местности стали теперь заметно суше прежнего. Мы уже говорили, что причина этому в образовании в определенное время избытка [дождевой] воды, а не в том, что Вселенная и ее части подвержены становлению. Ведь все снова будет наоборот, а когда это произойдет, земля опять будет высыхать, и так все должно вечно идти по кругу. Гораздо разумнее принять это объяснение, чем из указанных явлений заключать об изменчивости Неба в целом.

Однако дольше, чем следовало, задержалось на этом наше изложение. Что же касается солености, то, считая море возникшим однажды или вообще возникающим, нельзя объяснить его соленость.   Если   море это остаток всей влаги, окружающей землю и испаренной солнцем, или если столь [соленый] вкус, присущий большому количеству [первоначально] пресной воды, обязан своим происхождением смешению с соответствующей землей, то во всяком случае, коль скоро испаренная вода обязательно возвращается, причем количество [дождя и испарения] равно, тогда море соленое с самого начала; если же вначале [оно] не было [соленым], то не [может быть] таким и после. А если оно было соленым уже с самого начала, то нужно назвать тому причину, а вместе с тем [и объяснить], почему [соленая вода], испарявшаяся в то время, не претерпевает того же и ныне. А что касается тех, кто признает причиной солености примесь земли !(по их словам, земля содержит [вещества] различного вкуса, так что, когда реки приносят ее, смешиваясь [с водой], она делает море соленым), то странно, что реки не имеют тоже соленого вкуса. Как Же возможно между тем, чтобы в большом количестве воды примесь такой земли была столь заметна, а в отдельных [частях] вовсе не проявлялась? Ясно ведь, что, [по этому учению], море состоит целиком из речной воды, ибо, кроме солености, оно ничем от нее- не отличается, а соль приносится реками туда, куда они все вместе впадают. Не менее смехотворно, если кто-нибудь, утверждая, как Эмпедокл, что море — это пот земли, полагает, что изрек нечто мудрое. Такое выражение может, пожалуй, удовлетворить нас в поэзии (ведь метафора ей свойственна), но мы не можем довольствоваться им в познании природы. Да и здесь не ясно, как при пресном питье пот оказывается соленым. Происходит ли это только от того, например, что утрачивается самая сладкая часть, или от смешения с чем-нибудь, такого, как у воды, процеженной через золу? Видимо, причина тут та же самая, что и при собирании отходов в мочевом пузыре, ведь и эти [выделения] тоже горькие и соленые, в то время как пьют и получают с пищей пресную влагу. И вот, подобно тому как вода, процеженная через пепел, становится горькой, так и тут: с мочой выносится [вещество], которое имеет те же свойства, что и соляной налет, какой можно видеть в горшках; и вместе с потом [это вещество] выделяется из плоти, как бы вымываясь из тела выходящей [наружу]  влагой.   А   тогда   ясно,   что и в море причина солености — некая примесь земли к влаге. Итак, в теле [животного] подобное [вещество] возникает как осадок от неполного переваривания пищи. Но надо объяснить, каким образом [это вещество] оказалось в земле. И вообще, каким образом при высушивании и нагревании земли выделилось столь большое количество воды? А ведь это должна быть лишь весьма малая доля оставшегося в земле! Отчего же, добавим к этому, и теперь земля, хотя и высушивается, в той или иной мере, не потеет? (Влага же и пот становятся горькими)¹⁴. Ведь и теперь должно быть так, если :[так] было прежде. Однако этого, по всей видимости, не происходит; напротив, сухая земля впитывает влагу, а влажная ничего такого не претерпевает. Как же возможно в таком случае, чтобы при первоначальном возникновении земля, напоенная влагой, потела по мере высыхания? Более правдоподобно, чтобы большая часть влаги испарилась и поднялась вверх под действием солнца, а остаток образовал, как думают некоторые, море; но уж потение влажной земли, во всяком случае, невозможно.

Итак, приводимые [обычно] причины солености [моря], очевидно, лишены основания. Мы же поведем наше объяснение, исходя из того же, из чего [исходили] и прежде.

Поскольку мы приняли существование двойного испарения — влажного и сухого, ясно, что последний [род] нужно считать началом таких [явлений].

Но прежде перед нами, конечно, должен встать такой вопрос: всегда ли море состоит из одних и тех же по числу частей, или же оно имеет [неизменный] вид и объем, хотя части его непрерывно меняются, подобно воздуху, пресной воде и огню? Ведь каждый из них постоянно становится другим, но определенное количество каждого сохраняет свой вид (например, потоки рек или движущееся пламя). Понятно, таким образом, и вполне убедительно, что не могут у всего [этого] быть разные законы, и что разнится только скорость изменений, притом что всем этим [элементам] присуще уничтожение и возникновение, и, однако, со всеми это происходит в определенном [для них] порядке.

А исходя из этого надо попытаться дать объяснение солености [моря]. Множество признаков ясно указывают, что такой вкус вызван какой-то примесью. Ведь и в телах [животных] наименее переваренные [вещества], как уже было сказано, имеют соленый и горький [вкус]. А наименее переваренными бывают отходы жидкой пищи. Таковы вообще все осадки, особенно те, что [собираются] в мочевом пузыре (доказательство [тому] — их чрезвычайная разжиженность, тогда как все переваренное по природе сгущается), а также и пот. В том и другом случае выделяется одно и то же вещество, которое и создает этот вкус. Нечто подобное происходит и при сгорании: над чем тепло не возобладает, в огне становится золою, а в телах [животных] — выделением. Некоторые говорят поэтому, что и море возникло из пережженной земли. В таком виде это утверждение нелепо, однако [объяснять вкус моря] чем-то подобным правильно. Ведь описанные [явления] нам следует представлять себе сходными в целом [мире]: при естественном росте и рождении, как и при сгорании, остатком, надо полагать, всегда оказывается такая земля и даже все испарение сухой [земли], ибо земля поставляет большое количество [сухого вещества]. Поскольку, как мы сказали, влажное испарение смешано с сухим, когда [влажное] сгущается в облако и воду, непременно прихватывается немного и от [вещества с] этим свойством, и [сухое] опять возвращается [на землю] вместе с дождем. Это всегда происходит с известной упорядоченностью, насколько, разумеется, здешний мир причастен упорядоченности. Итак, мы сказали, откуда у [морской] воды соленый вкус.

Так же объясняется и солоноватость дождей, [приносимых] с юга, и первых осенних [дождей]. Ведь нот (и но величине, и по пневме) самый жаркий ветер, и дует он из сухих и теплых мест, так что в нем [содержится] мало [водяного] пара, и поэтому он теплый. А если он не таков и холоден там, откуда начинает дуть, он все равно нагревается, вбирая на своем пути с окрестных земель множество сухих испарений. А борей, [идущий] из влажных стран, сам насыщен влажными испарениями и поэтому холоден. Разгоняя облака, он приносит нам ясную погоду, зато в противоположной стороне с ним приходят дожди. И нот точно так же приносит ясную погоду жителям Ливии. Много этого [вещества] накапливается в дождевой воде. Дожди же солоноваты именно осенью, ибо самая тяжелая

[часть] необходимо падает первой, так что, в чем содержится [значительное] количество такой земли, то скорее всего устремляется вниз. И по этой же причине море теплое, ведь [все] перегоревшее в возможности содержит в себе теплоту. Это можно наблюдать на примере пепла, золы, влажных и сухих выделений животных: ведь самыми теплыми бывают выделения тех животных, у которых самый теплый живот.

И вот по этой причине [море] становится все солонее. Конечно, какая-то часть [соленой воды] всякий раз уносится вместе с пресной, но ее всегда настолько меньше, насколько в дождевой — воды соленой и непригодной для питья меньше, чем пресной. Поэтому-то равновесие, если говорить обо. всем в целом, сохраняется. Мы утверждаем на основании опыта, что [морская вода], превращенная в пар, когда [этот пар] вновь сгущается, оказывается пресной и что морская [вода]; из пара не образуется. То же происходит и с другими [жидкостями]: ведь, если вино и все соки, испарившись, вновь превращаются в жидкость, получается [чистая пресная] вода. Ведь все другие свойства [воды] происходят от некоторой примеси: какова эта примесь — таков бывает и вкус. Но рассмотреть эти вопросы нам следует в другое время, более подходящее для этого¹⁵. Теперь же мы ограничимся указанием на то, что некоторая [часть] существующего моря постоянно уносится вверх и становится пресной, а затем падает вместе с дождем сверху, но уже не такою, какой поднималась¹⁶, и от [собственной] тяжести погружается ниже пресной [воды]. Вот поэтому никогда не исчерпывается [морская вода], как и речная, разве только в [отдельных] местах (а это равным образом должно случаться и с морями, и с реками); [кроме того], одни и те же части и суши и моря никогда не остаются неизменными, хотя общий объем того и другого неизменен, ведь о суше надо предполагать то же, [что и о море]. Часть [моря] поднимается вверх, другая снова опускается, [причем] и та, что заливает [сушу], и та, что отступает, меняют места.

Что соленость заключена в некоей примеси, ясно не только из всего уже сказанного, но и из такого [опыта]. Если слепить из воска сосуд и, заткнув его горлышко так, чтобы вода не проникала внутрь, опустить в море, то влага, просочившаяся в сосуд сквозь восковые стенки, окажется пресной, ибо землеобразное [вещество], чья примесь создает соленость, отделяется, словно через цедилку. Это же [вещество] — причина тяжести (ведь соленая вода весит больше пресной) и густоты. А густотой соленая вода отличается настолько, что груженые корабли, которые в реках едва не тонут, в море с тем же грузом хорошо держатся на воде и удобны в плавании. (Вот почему незнание этого дорого обошлось тем, кто грузил свои корабли в реках.) [И еще] есть свидетельство тому, что [при неизменном] объеме [вода] от примеси делается гуще: если, разведя много соли, сделать воду очень соленой, яйца, даже целые, будут плавать на поверхности, так как вода становится почти как гуща. Сравнимое с этим количество землеобразного вещества содержит и море. Такой же [раствор] делают и при засоле рыбы.

Если [правдивы] басни, что рассказывают о таком озере в Палестине¹⁷, в котором не уходят под воду, а держатся на плаву брошенные туда связанными человек или вьючное животное, то и это было бы, пожалуй, свидетельством в пользу сказанного нами. Ведь, по рассказам, озеро это настолько горько и солоно, что там не водится никакой рыбы, а чтобы вымыть в его воде одежду, достаточно намочить ее и стряхнуть. [Наше] утверждение, что соленый вкус создается некоторым веществом и что присутствующее [тут вещество] землеобразно, подтверждают все [данные] такого рода. В Хаонии¹⁸ есть родник довольно соленой воды, который впадает в ближайшую реку; река пресная, но рыбы в ней нет. По местному преданию, когда Геракл пришел [туда], гоня скот из Эрифии¹⁹, и предложил жителям на выбор либо соль, либо рыбу, они предпочли соль, которая образуется у них теперь в роднике, ведь, вскипятив немного этой воды, они дают ей отстояться и, когда она остывает, а влага вместе с теплом [уже] испарилась, остается соль, причем не комками, а порошком, тонким, как снег. Правда, она солона меньше обычного и для хорошего вкуса нужно положить ее больше, а цвет у нее не такой светлый. Нечто подобное можно наблюдать и в Умбрии: там есть такое место, где растет тростник и камыш. [Растения] сжигают и, бросив золу в воду, кипятят ее. Когда остается уже немного воды, ей дают остынуть, и получается [некоторое] количество соли.

Необходимо, видимо, признать, что соленая проточная [вода] по большей части встречается в тех реках и родниках, которые некогда были горячими. Со временем начало огня в них угасло, но земля, через которую они просачиваются, еще сохраняет свойства пепла и золы. Встречающиеся повсюду родники и речные потоки по вкусу очень различны, а причиной всех [этих различий] следует считать силу огня, присущую им или возникающую в них. Именно, подвергаясь действиям разной степени жара, земля приобретает всевозможные виды и оттенки вкуса, ведь она наполняется квасцами, и щелоком, и другими веществами со сходными свойствами; процеженная через них, пресная вода изменяет [вкус]. В одном случае вода станет кислой, как в сицилийской Сикании²⁰: она приобретает здесь острый вкус, и ей пользуются вместо винного уксуса для некоторых кушаний. А в Линке²¹ есть какой-то родник с кислой водою, и в Скифии — с горькой; вода из этого [последнего] родника делает горькой всю реку, в которую он впадает. Отсюда, [а именно если знать], от каких примесей какие бывают вкусовые свойства, понятны и эти различия. Об этом особо шла речь в другом месте²².

Итак, было сказано почти все о воде и о море: каковы причины их вечного и непрерывного [существования], как они изменяются и какова их природа, а кроме того, какие естественные состояния случается им вызывать или претерпевать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

О ветрах поговорим, исходя из уже высказанного нами прежде. Как мы утверждаем, есть два вида испарения: влажное и сухое. Одно называется паром, а другое не имеет общего названия, поэтому мы вынуждены применять к целому имя, [подходящее] для части, и называть его как бы дымом. Между тем ни влажное испарение не существует без сухого, ни сухое без влажного, но все это называют [так или иначе] в зависимости от того, что преобладает.

Итак, когда, обращаясь по кругу, Солнце приближается, [своим] теплом оно уносит влагу вверх, когда же удаляется, поднявшийся пар от охлаждения вновь сгущается в воду. Поэтому дождей больше зимой, а также ночью, а не днем, хотя кажется, что это не так, ибо ночной дождь меньше замечают, чем дневной. И вот вся выпадающая [на землю] вода впитывается в нее, а в земле содержится много огня и теплоты; солнце между тем не только увлекает вверх влагу с земной поверхности, но, нагревая землю, высушивает и ее самое. А поскольку, как было сказано, испарение двояко — парообразное и дымообразное, должны возникать обе [разновидности]. Испарение, содержащее большее количество влаги, является, как было сказано ранее, началом дождевой воды, а сухое испарение — началом и природой всех пневм. И в самом деле ясно, что все должно происходить именно таким образом. Ведь, с одной стороны, испарения должны разниться, с другой — это действие Солнца и теплоты в земле не только возможно, но и необходимо.

Поскольку вид у каждого свой, ясно, что они различны и что у ветра и у дождевой воды не одна и та же природа, вопреки утверждению некоторых, будто один и тот же воздух в движении есть ветер, а когда сгущается снова — вода²³.

Что касается воздуха, то, как уже было изложено, он состоит из таких [частей]: пар, т. е. влажное и холодное (ведь [пар] принимает любые очертания (euoriston), как влажный; поскольку же [он] из воды, он и холоден по внутренней природе, так же как вода, если ее не нагреть), и дым, т. е. теплое и сухое. И вот, как бы из [сочетания] обеих примет воздух получается и теплым и влажным. Но нелепо [считать], что разлитый повсюду воздух в движении становится пневмой и, откуда бы ни исходило его движение, будет ветром; ведь так же как мы считаем реками не всякий сколь угодно большой поток воды, но только такой, что имеет источник, — так обстоит дело и с ветрами; ибо значительное количество воздуха приводится в движение падением какого-нибудь большого [тела], но при этом у него нет ни начала, ни источника. Сказанное подтверждается на опыте: ведь постоянно — то чаще, то реже, то в большем, то в меньшем количестве — образуется испарение, и постоянно в свойственную для того и другого пору возникают облака и ветры. Однако иногда значительно преобладает парообразное испарение,   а  иногда — сухое   и   дымообразное,   и  один   год поэтому выдается дождливый и влажный, другой — ветреный и засушливый. Порой засуха или сильные дожди одновременно захватывают целиком большие области, а иногда они бывают местными. Часто ведь случается, что по всей округе дождей в меру или даже в избытке, а в каком-то месте — засуха; случается и наоборот: в целом земля получает влагу умеренно, или даже дело идет к засухе, а на каком-то участке [земля] принимает обильную [дождевую] влагу. Причина тут в том, что сравнительно большое пространство находится, как правило, в одинаковом состоянии, поскольку соседние области расположены по отношению к Солнцу почти одинаково (если, конечно, исключить местные особенности). И в то же время иногда в одной стороне преобладает сухое испарение, а в другой — влажное, иногда наоборот. И дело тут в том, что одно из испарений попадает в испарение на соседней области. Например, сухое испарение движется над своей областью, а влажное [устремляется] в соседнюю, или же ветры отнесут его даже в какое-нибудь отдаленное место. А в другой раз влажное испарение останется на месте, зато то же самое проделает сухое. Как в теле человека, когда верх живота сух, низ в противоположном состоянии, а если сух низ, влажен и холоден верх, точно так же часто случается, что и испарения вытесняют друг друга и меняются [местами].

Далее, после дождя в тех местах, где он в данном  случае прошел, как правило, поднимается ветер; и когда начинается дождь, ветер стихает, ибо это необходимые следствия из указанных [выше] начал. Земля, высыхая после дождя от заключенного в ней самой и от идущего сверху тепла, выделяет испарения, а это и есть, как мы видели, тело ветра. И пока идет такое выделение, преобладают ветры, но, коль скоро ветры стихают, потому что тепло постоянно выделяется и поднимается вверх, охлажденный пар сгущается, и образуется вода. И когда облака скучиваются в одном месте и внутри них сосредоточивается холод, [тоже] образуется вода и охлаждает сухое испарение. Именно по этим причинам ветры стихают при дожде, а когда они стихают, начинается дождь.

Кроме того, по той же причине ветры [дуют] преимущественно с севера и юга, ведь большинство ветров бывают бореями или нотами. Лишь эти области минует солнце, только [приближаясь] к ним или от них [удаляясь], так как путь его лежит всегда на запад и на восток. Облака поэтому образуются по сторонам [от пути Солнца], и, когда Солнце приближается, испаряется влага, а когда удаляется в противоположном направлении, льют дожди и наступает ненастье. Действительно, из-за перемещения от поворота к повороту наступают лето и зима, а вода испаряется вверх и там снова сгущается. Но так как больше всего дождей бывает в тех краях, к которым и от которых совершает свои повороты Солнце, т. е. в северной и южной областях, то где земля получает больше всего влаги, там больше всего должно возникать испарений (почти так, как дым от сырых дров), а это испарение и есть ветер. Таким образом, вполне понятно, что и больше всего ветров, и самые главные происходят оттуда. Ветры с севера называются бореями, а с юга — нотами.

Направление ветров наклонно; хотя испарение поднимается прямо вверх, ветры веют вокруг Земли, так как в целом воздух, окружающий [Землю], следует за движением [неба]. Поэтому здесь, пожалуй, может встать вопрос: откуда [берут] начало ветры — сверху или снизу? Ведь движение [идет] сверху, и, прежде чем начинает дуть, по воздуху это заметно, особенно при облачности или тумане: пневма начала двигаться раньше, чем ветер стал заметен, а это доказывает, что начало [движению] ветров — вверху. Поскольку же ветер — это некоторое количество сухого испарения земли, движущееся над ее поверхностью, очевидно, что начало его движения вверху, а [начало] его материи и его образования (tes hyles cai tes geneseo's) внизу. Куда потечет восходящее [испарение], там и причина [движения ветра], ибо над тем, что сравнительно удалено от Земли, силу имет обращение Неба. В то же время снизу [испарение] поднимается по прямой, а все действует тем сильнее, чем меньше расстояние, образование же [пневмы] — в земле.

Данные [наблюдений] подтверждают, что ветры возникают из множества испарений, собирающихся мало-помалу вместе, подобно тому как реки берут начало в водоносной земле. Ведь там, откуда в каждом отдельном случае дуют ветры, они очень слабы и, только отойдя на некоторое расстояние, становятся сильными. Кроме того, и на [крайнем] севере, т. е. вокруг полюса, зимой безветренно и спокойно. Ветер там настолько слаб, что и незаметен, и, только уже выходя из этой области, он становится сильным.

Итак, сказано, какова природа ветра и как он возникает, кроме того, о засухе и ливнях, о том, отчего с дождем ветры и стихают и поднимаются, и почему среди ветров преобладают бореи и ноты, и в дополнение к этому о движении [ветров].

ГЛАВА ПЯТАЯ

Солнце и сдерживает, и поднимает ветры. Слабые и небольшие испарения солнце своим теплом, превосходящим [тепло] испарений, истощает и рассеивает. Да и саму землю оно высушивает прежде, чем образовавшееся выделение скопилось, подобно тому как [сухая] щепка, попав в сильный огонь, часто сгорает, не успев задымиться. И вот по всем этим причинам Солнце и прекращает ветер, и препятствует самому его образованию; истощая [испарения], прекращает и, быстро высушивая [землю], препятствует образованию. Поэтому около времени восхода Ориона и вплоть до этесиев²⁴ и их предвестников, как правило, наступает безветрие. Вообще же безветрие наступает по двум причинам: либо [теплое] испарение иссякает от охлаждения (например, в сильный мороз), либо оно иссушается зноем. [Безветрие] приходится главным образом на промежуточную пору, когда испарение еще не началось или когда оно уже все ушло, а нового притока еще не было.

Считается, что Орион, когда он заходит или восходит, приносит переменчивую и дурную погоду, потому что заход его и восход совпадают со сменой времени года (лета или зимы), а так как созвездие большое, [его восход и заход] занимает много дней; переходная же пора всегда отличается переменчивой [погодой] из-за своей неопределенности. Этесии дуют после [летнего] солнцеворота и восхода Пса²⁵, но не тогда, когда Солнце находится на самом близком или самом далеком расстоянии, и дуют они днем, а ночью стихают. Объясняется это тем, что, когда [Солнце] близко, оно высушивает землю прежде, чем успеет образоваться испарение; а когда оно немного удалилось, испарений образуется довольно и тепла достаточно, чтобы растопить замерзшую воду, так что от земли, высушиваемой и собственным теплом, и солнечным, поднимается как бы дым и пар. Ночью эти [ветры] стихают, потому что ночной холод приостанавливает таяние льда, а ни замерзшая [влага], ни [влага], полностью лишенная сухой [примеси] не дымится, ведь только влага, содержащая сухую [примесь], дымится при нагревании.

У некоторых вызывает недоумение, отчего после летнего солнцеворота постоянно дуют бореи, которые мы называем этесиями, а соответственные ноты после зимнего солнцеворота не возникают. Но это вполне закономерно. Ведь в свою очередь возникают так называемые левконоты²⁶ в соответствующую пору [зимы], но они не дуют с таким постоянством, их не замечают, а потому и ищут [других]. Объясняется это тем, что борей дует из полярной области, полной воды и снега. Снега тают под солнцем, и этесии дуют скорее после, а не во время летнего солнцеворота. Так и зной наступает не тогда, когда Солнце ближе всего к полюсу, но когда оно уже довольно долго греет и еще поблизости. И после зимнего солнцеворота подобным же образом дуют птичьи [ветры]²⁷. Это тоже этесии, но слабее; они дуют не так сильно и позже [собственно] этесиев, так как начинают дуть на семидесятый [день после солнцеворота], когда солнце удалено и потому действие его слабее. Равным образом и непостоянство этих ветров объясняется тем, что в это время испарение затрагивает только поверхность и лишь непрочные [вещества], а для [испарения веществ], отвердевших сильнее, требуется больше теплоты, поэтому они дуют с перерывами, пока при летнем солнцевороте не возникнут [опять] этесии, после чего обычно ветер все время дует почти непрерывно.

Что касается нота, то он дует от летнего солнцеворота, а не с другого полюса²⁸. Дело в том, что обитаемая земля делится на две части: одна — у верхнего полюса, где живем мы, другая — у противоположного полюса, к югу. [Обитаемая область] похожа на тимпан; очертания [тимпана] вырезают из [сферы] Земли прямые, проведенные через ее центр и образующие два конуса; основанием одного [служит круг] тропика, основанием другого — постоянно видимый [круг], а вершиной [того и другого] — центр Земли. Таким же образом вырезают Землю и другие два конуса, направленные к нижнему полюсу. Только эти места и могут быть обитаемы, но ни область между тропиками [(ведь [там] тень не падает к северу, тогда как еще прежде, чем тень исчезнет или передвинется на юг, земля становится необитаемой), ни полярная область (из-за холода) необитаемы [рис. 1]²⁹.

(Северная Корона проходит над этими местами; она появляется над нашей головой, когда оказывается на [нашем] меридиане)³⁰.

Поэтому существующие ныне описания [или карты] Земли нелепы: ведь обитаемую Землю изображают круглой, а это невозможно, исходить ли из наблюдения или из [общих] рассуждений. Рассуждение ведь показывает, что [протяженность обитаемой области] в ширину имеет пределы, но по полосе с умеренным жаром и холодом можно кругом охватить всю землю, потому что жар и холод возрастают не вдоль [[этой полосы], а поперек. Так что если бы не препятствовали то тут, то там морские пространства, можно было бы обойти всю [обитаемую Землю]. Это же показывают наблюдения путешественников по морю и по суше: длина [обитаемой Земли] намного превосходит ширину. [Расстояние] от Геракловых Столпов до Индии относится к расстоянию от Эфиопии до Меотиды и крайних пределов Скифии как пять с лишним к трем, насколько, разумеется, возможна точность, когда вместе складывают [протяженность] пути по морю и по суше. Между тем в ширину мы знаем обитаемую Землю вплоть до необитаемых мест: по одну сторону от нее не селятся из-за холода, по другую — из-за жары. Но за пределами Индии и за Геракловыми Столпами из-за моря не видно, тянется ли обитаемая земля сплошным [поясом]³¹.

А поскольку должна существовать некая область, которая расположена по отношению к другому полюсу так же, как область, где живем мы, к нашему, то ясно, что, подобно всему прочему, и расположение ветров будет там сходно [с нашим]. И, подобно нашему борею, от того полюса таким же образом дует некий ветер. Но он никак не может достигнуть наших краев: ведь даже здешний борей не [дует] надо всей Землей, где живем мы, ибо он походит [скорее] на ветер [у моря], дующий с суши. Но поскольку мы живем в [землях], прилегающих к северу, у нас дуют главным образом бореи. Но даже в наших краях они ослабевают и не могут проникать далеко; ведь и в южном море, по ту сторону Ливии, звры все время перемежаются с зефирами, как у нас бореи с нотами.

Ясно поэтому, что нот дует не с другого полюса, а раз это так, то и не от места зимнего солнцеворота. Иначе для соблюдения соответствия должен был бы [существовать] другой ветер, от места летнего солнцеворота, но в действительности его нет и из этих мест дует, видимо, только один ветер. Таким образом, нотой должен быть ветер, дующий из выжженной области. Из-за близости Солнца в этих местах нет ни воды, ни пастбищ, на которых при таянии могут зародиться этесии. Но так как это область обширная и открытая, то и нот оказывается сильнее, шире и теплее борея и проникает к нам дальше, чем борей в противоположном направлении.

Итак, сказано, какова причина [возникновения] этих ветров и как они соотносятся друг с другом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Поговорим теперь о расположении ветров, о том, какие из них каким противоположны, какие могут дуть одновременно, а какие нет и, кроме того, каковы [их названия] и число, а также и обо всем другом, что происходит с ветрами, но на чем у нас не было случая остановиться особо в «Проблемах»³².

Рассматривая расположения ветров, следует сопровождать рассуждение изображением [рис. 2]³³. Для вящей ясности изображена окружность горизонта, поэтому на рисунке круг. Надо представить себе, что. это один из поясов [Земли], где мы обитаем. Другой пояс можно разделить тем же способом. Пусть будет прежде всего принято, что пространственно противоположные [точки] — это [точки], более всего удаленные друг от друга пространственно, подобно тому как противоположны по виду те [вещи], которые по виду больше всего отстоят друг от друга. А дальше всего в пространственном отношении отстоят друг от друга [точки], лежащие на [противоположных] концах диаметра.

Итак, пусть [точка] А — равноденственный заход, а противоположная  этой   [точке]   В — равноденственный восход. Другой диаметр пересекает этот под прямым углом, и пусть [точка] Н на нем будет севером, а диаметрально противоположная ей [точка] Θ — югом. Пусть [точка] Z — это летний восход, а [точка] Е — летний заход, Δ — зимний восход и Г — зимний заход. От Z проведем диаметр к [точке] Г, и от Δ — к точке Е. Поскольку же [точки], пространственно наиболее удаленные друг от друга, являются пространственно противоположными, а концы диаметра удалены более всего, то противоположными друг другу должны быть ветры по концам диаметров.

Названия ветров в соответствии с этим расположением следующие: зефир — от А, ибо это равноденственный заход; противоположен ему апелиот — из В, ибо это равноденственный восход; борей же и апарктий — из Н, ибо здесь север; противоположный ему нот дует с юга из точки Θ (Θ и Н диаметрально противоположны) ; из точки Z — кекий, ибо это летний восход; противоположным ему [является ветер], дующий не из Е, а из Г, [под названием] либ, который [дует] от зимнего захода; он противоположен [кекию], потому что лежит на другом конце того же диаметра. Из [точки] Δ — эвр, он дует от зимнего восхода, соседствуя с нотом, поэтому часто говорят, что дуют эвроноты. Противоположен ему не либ из Г, а [ветер] из Е, который одни называют аргестом, другие — олимпием, третьи — скироном: он дует от летнего захода, и он один диаметрально противоположен эвру.

Таковы, стало быть, расположенные по концам диаметров ветры, для которых существуют [ветры] противоположные. Но есть и другие ветры, для которых противоположных нет- Из [точки] I — это так называемый траский, который находится между аргестом и апарктием; из [точки] К — так называемый мес, который занимает место между кекием и апарктием. Линия IK почти совпадает с постоянно видимым [кругом], но все же не точно. Ветров, противоположных этим, нет: ни месу ([такой ветер] дул бы из [точки] М; эта [точка] на противоположном конце диаметра), ни траскию в [точке] I ([такой ветер] дул бы из N — [точки] на противоположном конце диаметра), [но этого не происходит], если не считать какого-то ветра, дующего на короткое расстояние и называемого туземцами финикийским.

Таковы важнейшие и отделенные [друг от друга] ветры, и в таком порядке они  [расположены].

С севера ветров дует больше, чем с юга, потому, [во-первых], что обитаемая область Земли примыкает к северу, и потому, [во-вторых], что дождей и снега сюда сгоняется гораздо больше, так как другая [область] подвержена действию Солнца и его перемещения. Снег тает, [впитывается] в землю, а когда Солнце и Земля нагреют [влагу], от этого должно возникать испарение, более обильное и на более обширном пространстве.

Из названных [северных] ветров самые важные борей и апарктий, за ними траский и мес; кекий соседствует и с бореем и с апелиотом. [Южные ветры] — это нот, идущий прямо с юга, и либ. [Восточные ветры] — это апелиот, идущий от равноденственного восхода, и эвр. Финикийский соседствует [и с восточными и с южными ветрами]. [Западные] — зефир, идущий прямо с запада, и так называемый аргест. Одни ветры в целом зовутся бореями, другие нотами; западные ветры причисляют к бореям, ибо, дуя со стороны захода [Солнца], они довольно холодные, а восточные причисляют к нотам: они теплее, потому что дуют со стороны восхода. Ветры получили такие названия после того, как их поделили на холодные и горячие или теплые. [Ветры] с востока теплее, чем с запада, потому что восточные [земли] дольше [находятся] под действием Солнца, а западные [земли] Солнце и покидает скорее, и приближается [к ним] позже.

Из такого расположения ветров ясно, что противоположные друг другу ветры не могут дуть одновременно, ведь они расположены по концам диаметра, и потому один из них, оказавшись слабее, стихает. Но ветрам, расположенным друг по отношению к другу, как, например, Z и Δ, ничто не препятствует дуть одновременно. Поэтому иногда два ветра оказываются попутными и дуют в одном направлении, хотя возникли они в разных местах и вообще разные.

В противоположные времена года дуют, как правило, противоположные ветры; например, около времени весеннего равноденствия — кекий и вообще [ветры] к северу от летнего солнцеворота; около времени осеннего равноденствия — либ; зефир дует около времени солнцеворота летнего, а эвр — зимнего.

Обрушиваются на другие ветры и заставляют их улечься больше всего апарктии, траскии и аргесты. Ведь раз их источник [к нам] ближе всего, то и дуют они особенно часто и сильно. Потому и погоду они приносят самую ясную, что, дуя из недалека, заставляют все другие ветры утихнуть, а разгоняя собирающиеся тучи, приносят прояснение, если только не окажутся в то же время чересчур холодными. В этом случае они хорошей погоды не приносят, ибо, когда холода в них больше, чем силы, они замораживают облака, прежде чем успевают их разогнать. Кекий не приносит прояснения, потому что он поворачивает к самому себе, откуда и поговорка: «Тянуть к себе, как некий облако».

Когда уляжется один ветер, приходит очередь следующего по порядку в направлении движения Солнца, ведь, что ближе всего к источнику, скорее приходит в движение, а источник ветров движется вместе с Солнцем.

Противоположные ветры действуют либо одинаково, либо противоположным образом; например, либ и кекий, который иногда называют геллеспонтием, оба влажные, (как и эвр, именуемый [иногда] апелиотом), а аргест и эвр сухие. Эвр сух вначале, а кончает [свой путь] влажным.

Мес и апарктии — самые снежные ветры, а потому и самые холодные. Апарктии, траский и аргест приносят град. Нот, зефир и эвр — знойные ветры. Кекий заволакивает небо густыми облаками; либ приносит редкие облака. Кекий, поворачивая к самому себе и примыкая одновременно к борею и эвру, из-за своей охлажденности замораживает насыщенный [водяными] парами воздух и сгущает его в [облака], а как восточный ветер, он приносит с собой в изобилии парообразное вещество, которое гонит перед собою. Апарктии, траский и аргест приносят ясную погоду (причина этого была изложена выше). Эти ветры по преимуществу, а также мес создают молнии. Начинаясь поблизости, они холодны, а из-за холода возникает молния, ведь она выделяется при сгущении облаков. Некоторые из этих [ветров], кроме того, приносят град, и по той же причине: ведь они быстро замораживают.

Ураганы бывают главным образом осенью, но иногда и весной, это в основном апарктии, траский и аргест. Дело в том, что ураганы возникают чаще всего, когда одни ветры обрушиваются на другие, а эти-то ветры чаще всего и обрушиваются на другие. И этому [явлению] выше также было дано объяснение.

Для жителей запада этесии сменяются от апарктиев к траскиям, аргестам и зефирам ((ибо апарктии... есть зефир)), они начинаются с севера и кончаются далеко [на юге]; для жителей востока ветры сменяются [от северных] до апелиота.

Итак, пусть о ветрах, их первоначальном происхождении и сущности [в смысле субстанции], об их общих и особых свойствах (pathemata) нами сказано достаточно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После изложенного нам следует сказать теперь о землетрясении и колебаниях земли. Дело в том, что причина этого явления родственна [причине] только что рассмотренных [явлений].

Доныне было тремя [философами] предложено по крайней мере три объяснения [землетрясений]. Их высказали Анаксагор из Клазомен, до него Анаксимен из Милета и после них Демокрит из Абдер.

Итак, Анаксагор говорит³⁴, что эфир, устремленный по своей природе вверх, попадая в пустоты под землей, вызывает ее колебания. [Это происходит], когда из-за дождей поверхность земли делается вязкой, тоща как по своей природе она, конечно, вся равномерно пористая. Таким образом, [по его мнению], у всей сферы в целом есть верх и низ, причем верхняя часть — та, где живем мы, а другая — внизу³⁵.

Нет, конечно, нужды как-либо опровергать такое объяснение, уж слишком оно грубо. Неразумно понимать верх ж низ таким образом, как будто тяжелые тела не везде падают на землю, а легкие, в частности огонь, не везде [поднимаются] вверх; да к тому же, мы видим, как горизонт, насколько мы знаем обитаемую землю, по мере нашего передвижения всякий раз другой, [а это возможно, только] если [Земля] выпуклая и шарообразная.   Нелепо   также   утверждать, будто Земля покоится на воздухе из-за своей величины, и в то же время говорить, что от удара снизу она вся доверху сотрясается. Кроме того, [Анаксагор] не объяснил ни одной особенности землетрясений, а между тем не всякую страну затрагивают эти [явления] и не во всякую пору случаются.

Демокрит говорит³⁶, что земля [сама по себе] полпа воды, а принимая много другой, дождевой воды, она приходит в движение, ибо когда воды становится больше, то, не вмещаясь в пустотах, она силой [прокладывает себе путь] и вызывает [тем самым] землетрясение. А когда земля высыхает, она перетягивает [воду] из переполненных вместилищ в пустые, и, падая при этом перемещении,   [вода]   сотрясает  землю.

Анаксимен говорит³⁷, что, увлажняясь и высыхая, земля покрывается трещинами, и, когда расколотые таким образом возвышенности рушатся вниз, происходит землетрясение. Поэтому [якобы] землетрясения бывают во время засухи, а также во время ливней. В засуху, как было сказано, земля трескается от высыхания, но может рассесться и земля, переувлажненная дождем.

Однако, будь это так, во многих местах должно было бы наблюдаться оседание [поверхности] земли. Кроме того, почему это явление часто бывает в определенных местах, между тем как эти [именно места] не отличаются ни засушливостью, ни сыростью? А ведь, [по этому учению], должны! Вообще из таких предположений [следует], что землетрясения должны постепенно становиться все слабее, и когда-нибудь колебания [земли] совершенно прекратятся, ибо такова природа уплотнения. Так что если это невозможно, то ясно, что и [у землетрясения] не может быть такой причины.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Но поскольку ясно, как было ранее сказано, что испарения должны возникать и из влажного и из сухого, то и землетрясения являются необходимым следствием существования этих испарений. Сама по себе земля сухая, но из-за дождей в ней содержится много влаги, так что, когда под действием солнца и собственного огня она нагревается, как снаружи, так и в недрах земли образуется много пневмы³⁸, а эта [пневма] в одних случаях сплошным [потоком] вся вытекает наружу, в других — вся [направляется] внутрь, а иной раз делится [надвое].

Поскольку же иначе быть не может, нам следует, пожалуй, рассмотреть теперь, какое тело более всех других способно быть источником движения. А таково с необходимостью тело, способное по своей природе проникать как можно глубже и с наибольшей силой. Такой силой должно обладать тело, движущееся с наибольшей скоростью, ведь силу удару придает прежде всего скорость. А глубже всего по своей природе проникает то, что лучше всего может проходить насквозь, таково между тем самое тонкое [вещество]. Поскольку же природа пневмы [именно] такова, [именно] она из всех тел обладает наибольшей движущей силой. Ведь пневма раздувает из огня пламя и заставляет огонь быстрее заниматься. Таким образом, колебания земли вызываются не водой и не землей, а пневмой, когда внешние испарения почему-либо устремляются вглубь [земли].

Поэтому чаще всего и наиболее сильные землетрясения происходят в безветренную погоду. Дело в том, что непрестанно образующиеся испарения следуют преимущественно своему первоначальному направлению, так что либо они все одновременно [устремляются] внутрь, либо все — наружу. Вполне объяснимо, впрочем, что землетрясения случаются порой и при ветре: мы можем наблюдать иногда несколько ветров, дующих Одновременно, и, если хотя бы один из них устремился в землю, землетрясение произойдет при ветре. Но в этих случаях землетрясения слабее, потому что их начало и причина оказываются поделенными. Ночью толчки бывают чаще и сильнее, а днем только в полдень, ибо полдень обычно самое тихое время дня, ведь, когда солнце особенно припекает, а это случается прежде всего в полдень, оно не выпускает испарения из земли. Ночи же более свойственно безветрие, чем дню, потому что нет солнца. Таким образом, [ночью] поток [испарения] снова устремляется внутрь, подобно отливу (в противоположность приливу, направленному наружу). Особенно часто [землетрясение] происходит под утро, ибо в это время обыкновенно поднимается ветер. Когда же начало движения пневмы, меняя, подобно Еврипу³⁹, свое направление, [проникает] внутрь, избыток пневмы вызывает более сильное землетрясение.

Добавим к этому, что самые сильные землетрясения случаются в таких местах, где или в море течения особенно стремительны, или почва очень пориста и изрыта пещерами, поэтому [землетрясения] бывают у Геллеспонта, в Ахайе и Сицилии, а также на Евбее в тех местах, где, как считается, море по протокам проходит под землею. Теплые источники у Эдепса⁴⁰ порождены той же причиной. Во всех названных местах землетрясения происходят главным образом из-за тесноты: [поток] пневмы, набирающий силу, под мощным напором морской воды загоняется обратно вглубь земли, [хотя] по природе ему свойственно из земли извергаться. Таким образом, местности с пористой почвой принимают много пневмы и подвержены более, [сильным] землетрясениям.

По той же причине землетрясения особенно часты весной и осенью, в дождливую пору, и во время засухи, ведь это наиболее ветреные времена года. А летом и зимой из-за мороза в одном случае и из-за жары — в другом наступает затишье, ибо [для образования испарений] зимой слишком холодно, а летом слишком жарко. Между тем во время засухи воздух насыщен пневмой, поскольку сама засуха — это не что иное, как преобладание сухого испарения над влажным. А в дождливое время и внутри [земли] испарений образуется больше, и замкнутыми они оказываются в более узких местах: ведь если вода заполняет [подземные] пустоты, такие выделения вынуждены вмещаться в меньшем пространстве. И когда [напор испарения] становится сильнее, ведь большое количество его сдавливается в малом пространстве, тогда удар потока ветра сильно сотрясает [землю]. Это нужно представить себе на примере нашего тела: как дрожь и сердцебиение вызываются заключенной в нас силой пневмы, приблизительно так же пневма действует и в земле, и одни землетрясения напоминают дрожь, другие — сердцебиение. И как часто случается после мочеиспускания (ведь в теле словно проходит какая-то дрожь, когда пневма снаружи струей проникает внутрь), так происходит и с землей. Силу, какой обладает пневма, следует изучать не только по происходящему в воздухе (можно было бы предположить, что там способность к подобному действию объясняется ее количеством), но и по ее воздействию на тела животных. Судороги и спазмы — это движения, производимые пневмой, и бывают они столь сильны, что несмотря на попытки многих [людей], совладать с дерганьем больных невозможно. И вот, если допустимо сравнивать большое с малым, то и происходящее в земле нужно представлять себе [именно] так.

Свидетельства этому, доступные нашему наблюдению, были и есть во многих местах. Так, уже было в одном месте землетрясение, которое прекратилось не раньше, чем у всех на виду, подобно вихрю, вырвался из земли и устремился в пространство над землей вызвавший [землетрясение] ветер. Нечто подобное произошло недавно и в Гераклее Понтийской, а несколько ранее — на Священном острове (это один из так называемых Эоловых островов)⁴¹. На этом острове вздулась часть земли и, с шумом поднявшись, образовала бугор вроде холма; наконец [холм] расселся, оттуда вырвалась обильная пневма и вынесла снопы искр и пепел, который целиком засыпал соседний город на Липарских островах и долетел даже до некоторых городов Италии. И сегодня отчетливо видно место, где произошло это извержение. И огонь, надо полагать, возникает в земле ко той же причине, [а именно] когда при ударе воспламеняется раздробленный на мелкие части воздух.

О том, что под землей действительно существуют [потоки] пневмы, свидетельствуют еще [некоторые] явления на этих островах. Когда должен подуть южный ветер, то его заранее предвещает вот что: от мест, где извергается [пневма], исходит гул, потому что морская вода, подгоняемая издали [ветром], оттесняет извергающееся из земли [испарение] там, где с ним сталкивается, обратно в землю. От этого и получается гул, но без толчков, [во-первых], благодаря широкому простору (ведь наружу излияние происходит неограниченно), а [во-вторых], обратно загоняется немного воздуха⁴².

Приведенное нами объяснение подтверждается среди прочего тем, что Солнце [в такое время] затуманивается и тускнеет, хотя облаков и нет, и тем [еще], что незадолго до предрассветного землетрясения иногда наступает безветрие и сильный мороз. Затуманивание и потускнение Солнца — это необходимое следствие того, что пневма, которая [обычно] рассеивает и разрежает воздух, начинает отступать назад в землю. [Так же можно объяснить] и безветрие и холод на утренней заре перед рассветом. Что касается безветрия, то оно, как уже было ранее сказано⁴³, по большей части непременно следует за как бы обратным током пневмы внутрь [земли], и [этот ток] обильнее перед более сильными землетрясениями. Дело в том, что [землетрясение] должно быть сильнее, когда [поток пневмы] не разрывается [надвое], так что часть идет вовне, а часть внутрь, но целиком устремляется [в одном направлении]. Холод наступает, когда испарение, само по себе от природы теплое, поворачивает внутрь [земли]. Ветры теплыми не кажутся, потому что они приводят в движение воздух, наполненный большим [количеством] холодного [водяного] пара. Так и с пневмой, выдыхаемой изо рта, ведь и эта [пневма] вблизи теплая, как когда мы дышим широко открытым ртом (но [пара] тут слишком мало, чтобы это было столь же заметно), а на некотором расстоянии она охлаждается по той же самой причине, что и ветры. И вот когда такое [теплое от природы] испарение (he toiaute dynamis) исчезает в земле, там, где это происходит, (благодаря влажности) поток [водяного] пара сгущается и вызывает похолодание. Так же объясняется появление порой обычных предвестий землетрясения: в ясном небе днем или вскоре после заката показывается тонкое и вытянутое в длину облачко, подобное тщательно проведенной длинной прямой черте, ведь в это время [поток] пневмы, изменивший свое направление, ослабевает. Нечто подобное происходит в море у побережья: когда у берега море волнуется, прибой очень высокий и крутой, а когда затишье, (потому что мало испарения), [волны] низкие и ровные. Между тем что [делает] море у берега, то пневма — в воздушном тумане, так что, когда наступит безветрие, [на небе] остается совершенно прямое и тонкое облако, словно гребень воздушного прибоя.

Поэтому и при лунном затмении иногда случается землетрясение. Ведь когда приближается [время] затемнения, а свет и солнечное тепло еще не полностью исчезли из воздуха, но уже ослабевают, наступает безветрие, потому что пневма перемещается в землю. Это и вызывает землетрясение перед затмением. И ветры часто поднимаются перед затмениями: перед полуночными — в самом начале ночи и в полночь — перед утренними затмениями. Это происходит потому, что тепло от Луны слабеет, когда на своем пути [она] уже приближается к месту затмения. Когда исчезает то, что удерживало воздух в неподвижности, он снова приходит в движение и начинает дуть (gignetai pneuma), но не раньше, чем произойдет затмение.

Когда землетрясение сильное, оно не прекращается ни тотчас же, ни после первого толчка, но даже первый [приступ] нередко продолжается чуть ли не сорок дней; да и после, год или два спустя, [землетрясение] дает себя знать в тех же местах. Сила землетрясения зависит от количества пневмы и от очертаний проходов, через которые она протекает. Там, где [поток пневмы] встречает сопротивление и проходит с трудом, землетрясения особенно сильны, и [пневма] вынуждена оставаться запертой в тесных вместилищах, подобно воде, у которой нет выхода из сосуда. Поэтому как в теле [человека] судорога не прекращается ни тотчас, ни даже вскоре, но постепенно, по мере угасания припадка, так и начало, порождающее испарение, и порыв пневмы, очевидно, не расходуют разом все вещество, из которого создается ветер, именуемый нами землетрясением. Следовательно, пока еще расходуются остатки этого [вещества], непременно [ощущаются] толчки; они постепенно слабеют, покуда испарения не останется слишком мало, чтобы вызвать ощутимые колебания.

Кроме того, пневма вызывает подземный гул, в том числе и такой, который предшествует землетрясению, хотя кое-где [подземный гул], случалось, возникал и помимо землетрясения. Ведь как рассекаемый воздух издает самые разнообразные звуки, так [происходит и тогда, когда] ударяет он сам. [Действие] здесь одинаковое, ибо, что наносит удар, одновременно само его и получает. Гул предшествует толчкам, потому что он состоит из более тонких частиц и проходит сквозь [препятствие] лучше пневмы. Когда поток [пневмы] слишком слаб и разрежен, чтобы вызвать колебания земли, ведь, просачиваясь легко, он не может сотрясать    [землю];    все    же,    сталкиваясь   с   плотными глыбами и пустотами всевозможных очертаний, он производит самые разнообразные звуки, так что иной раз кажется, будто — как говорится в волшебных сказках— «земля мычит».

Между тем случалось также, что при землетрясениях наружу извергалась вода. Но это не значит, что вода —причина колебания [земли]. Движущая [причина здесь] пневма, когда на поверхности или внизу она выказывает свою силу, подобно тому как ветры вызывают волны, а не волны — ветер, иначе так и землю сочли бы, пожалуй, причиной [рассматриваемого] явления, ведь земля [при толчках] волнуется, подобно воде [в море], а излияние [воды] есть род [такого] волнения. Но [вода и земля] суть материальные причины (ибо претерпевают, а не действуют), тогда как пневма — [действенное] начало.

Если наводнение происходит одновременно с землетрясением, причина [такого совпадения] — во встречных потоках пневмы. Это случается, когда пневма, вызывающая землетрясение, не может полностью отразить напора морской воды, подгоняемой другой пневмой, но, отгоняя прочь и оттесняя море, она собирает в одном месте много [воды]. И тогда стоит этому [потоку] пневмы ослабеть, скопившаяся [вода], подгоняемая противоположным [током] пневмы, обязательно обрушивается [на берег] и вызывает наводнение. Такое случалось в Ахайе: [над землей] дул нот, а с моря — борей, и, когда [на суше] наступило безветрие и поток ветра устремился внутрь [земли], тогда одновременно произошли наводнение и землетрясение, которые были тем сильнее, что море, загораживая [выходы], не давало загнанной под землю пневме вытечь [наружу]. Итак, вступая в противоборство, пневма вызвала землетрясение, а долго сдерживаемый напор воды — наводнение.

Землетрясения бывают [лишь] в отдельных местах и часто на небольшом участке, не то — ветры. [Землетрясения] бывают местными, когда испарения одной области сливаются с испарениями соседней, подобно тому как засухи или ливни, как мы сказали⁴⁴, бывают местными. И, таким образом, землетрясения возникают, а ветры нет. Начало данных явлений, [землетрясений, засухи, дождя],— в земле, так что все движение [соответствующих испарений] направлено в одну [сторону]. Сила Солнца между тем не [везде] одинакова; больше [оно воздействует] на испарения высоко над землей, так что, получая начальный [толчок] от движения Солнца, [испарения] текут в одном направлении, различаясь при этом по положению⁴⁵.

Итак, когда пневмы много, землетрясение идет вширь, как дрожь; изредка в некоторых местах [толчок] идет, подобно биению сердца, изнутри к поверхности. Потому-то такой вид толчка весьма редок, ведь именно [в недрах] достаточно большой [движущей] силе трудно скопиться, так как выделение вдоль [поверхности] во много раз больше, чем [идущее] из глубины [земли]. Если толчок все же исходит снизу, на поверхность выбрасывается множество камней, подобно мякине, [что отвеевается] в ситах. Землетрясение такого рода произвело разрушения в окрестностях Сипила, на так называемой Флегрейской равнине и в области Лигурии⁴⁶.

Острова, лежащие посреди моря, землетрясениями затрагиваются меньше, чем прибрежные. Дело в том, что обширное море охлаждает испарения и своей тяжестью препятствует [им] и оттесняет [их]. Кроме того, сила ветров на море вызывает течения, а не толчки. А поскольку пространство моря велико, испарения не входят в него, а исходят из него и сопровождаются [испарениями] с земли. С другой стороны, прибрежные [острова] являются частью суши, ведь промежуток такой маленький, что не имеет никакого значения. А далекие острова не могут испытывать колебания иначе как вместе со всем окружающим их морем.

Таким образом, сказано о землетрясениях, о том, какова [их] природа, о причине их возникновения и, пожалуй, о наиболее значительных явлениях, сопровождающих [колебания земли].

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Поговорим теперь о молнии и громе, а также о вихрях, престерах и громовых ударах. Дело в том, что начало у всех этих [явлений] необходимо признать одним и тем же.

Как было сказано, испарения двояки: влажные и сухие, а их смешение в возможности содержит в себе [свойства]  того и другого. Сгущаясь, испарение, как сказано ранее, образует облако, причем плотность сгущения облаков возрастает к их крайней границе, ведь там, где тепло исчезает, рассеиваясь вверх, сгущение должно быть плотнее и холоднее. Вот почему, хотя по своей природе всякое тепло устремляется вверх, громовые удары, ураганы и все в этом роде устремляется вниз: ведь выталкивание должно происходить в направлении, противоположном уплотнению. Так, например, плодовые косточки, хотя и наделенные тяжестью, вылетая [от нажима] из пальцев, часто летят вверх. Итак, выделенная теплота рассеивается вверх, но та часть сухого испарения, которая попадает в воздух, претерпевающий охлаждение, при сгущении облаков, выделяется, [а затем], выталкиваясь с силой и попадая на соседние облака, производит удар, звук которого называют громом. Удар получается таким же образом, как (если сравнивать большое с малым) треск в пламени, который называют смехом Гефеста или Гестии или же их ворчанием⁴⁷. Это происходит, когда при расщеплении и высушивании дров испарение сгустками вторгается в пламя. А выделение пневмы, происходящее в облаках, производит гром, ударяясь подобным же образом об уплотнение облаков. Звуки получаются разнообразными из-за неоднородности облаков и из-за пустот между ними там, где плотный слой прерывается.

Вот каков гром, и вот по какой причине он происходит.

Вытесняемая пневма обычно вспыхивает тонким и слабым огоньком — а это мы и называем молнией — там, где пневма, как бы падающая вниз, кажется окрашенной. Молния возникает после удара и позже грома, но кажется, что раньше, потому что наше зрение опережает слух. Это становится ясным, когда [в отдалении] гребут на триерах: лопасти уже снова поднимают вверх, когда до нас еще только долетает всплеск весел.

Между тем некоторые утверждают, что огонь рождается в облаках. Эмпедокл считает, что это солнечные лучи, захваченные [облаками]⁴⁸; Анаксагор — что это [часть] верхнего эфира (который он называет огнем), спустившаяся сверху вниз⁴⁹. Блеск этого огня [между облаками] и есть, дескать, молния, а гром — это шипящий звук от угасания огня, как будто, как видится, так и есть на самом деле и молния предшествует грому.

Нелепы оба [учения] о застрявшем огне, но [учение] о втягивании верхнего эфира — в большей степени. Ведь надобно указать причину, по которой вниз опускается то, что по природе устремляется вверх, да и с какой стати это случается на небе только при облачности, а не непрестанно? Ведь в ясную погоду этого не случается! По-видимому, эти [суждения] необдуманны во всех [отношениях]. Так же неубедительно объяснение данных явлений задержанием в облаках теплоты от лучей [Солнца]: оно слишком похоже на досужие домыслы. У [всего], что возникает подобным образом, будь то гром, молния или еще что-нибудь в этом роде, всегда должна существовать особая, определенная причина. А [причины, приведенные этими учеными], отнюдь не таковы. С таким же успехом можно было бы предположить, что вода, снег и град, прежде чем выделиться, существуют в готовом виде (вместо того, чтобы возникать), словно под рукой всегда имеется любое такое образование. Раз на одном и том же основании одни [явления] следует считать сгущением, а другие — разрежением, то, если хотя бы в одном случае не «возникает», но «есть» [в наличии], тогда одно и то же объяснение будет справедливо для обоих [случаев]. И для чего утверждать, будто захват [огня тут происходит существенно] иначе, чем в [телах] более плотных? Ведь вода тоже нагревается и солнцем и огнем, однако, когда она опять собирается и, охлаждаясь, замерзает, никакого такого выброса, о котором говорят эти [ученые], не происходит, хотя, [согласно их учению], должен быть [выброс] соответствующих размеров. Кипение вызывается пневмой, возникающей [в воде] под действием огня, и не может находиться там заранее; они, правда, считают этот шум не кипением, а шипением, но шипение и есть небольшое вскипание, ибо, где [огонь] при столкновении с водою гаснет, но берет верх, там кипение производит такой звук.

Есть и такие, как, например, Клидем⁵⁰, что утверждают, будто молнии нет [на самом деле], а это [только] видимость, уподобляя [молнию] тому, что бывает, если ударить палкой по морской воде: ночью покажется, будто море мерцает. Так и в облаке,  [по их мнению], когда влага получает удар, молнией оказывается зрительное впечатление блеска. Эти люди, однако, не были знакомы еще с учениями об отражении, которое и признается причиной явлений такого рода. Мы видим, что вода под ударом мерцает, потому что зрительный луч отражается от нее [по направлению] к какому-нибудь блестящему [предмету]. Поэтому такое происходит чаще ночью, ведь днем более яркий дневной свет делает этот блеск невидимым.

Таковы мнения, высказанные другими о громе и молнии: одни считают молнию отражением, другие — блеском огня, а гром — его потуханием, и при этом огонь [якобы] не возникает в каждом отдельном случае, но всегда заранее налицо. Мы же утверждаем, что природа ветров надземных, толчков подземных и грома в облаках одна и та же: у всех этих [явлений] одна и та же сущность, [в смысле субстанция],— сухое испарение; когда оно движется в одном направлении, получается ветер, когда в другом — землетрясение, а когда, изменяясь, облака собираются и сгущаются в воду, [сухое испарение] выделяется, производя гром, молнию и, сверх того, все прочие [явления] той же природы. Итак, о громе и молнии сказано.

Примечания к книге второй

1  Полемика с «Теогонией» Гесиода, в которой говорится о началах и корнях земли и моря («Теогония» 282, 785— 792). — 477.

2  См. прим. 54 к первой книге. — 477.

3  «Потом земли» называли моря Эмпедокл (DK 31, А 25 и 66, В 55), Демокрит (DK 68, А 99) и Антифонт (DK 87, В 32). — 477.

4  Мнение Ксенофана (DK 21, А 33), Анаксагора (DK 59, А 90) и Метродора (DK 70, А 19). — 477.

5  «Метеорологика» (I 13, 349 в 27—35). — 478.

6 Море за Геркулесовыми Столпами—океан, омывающий, по   представлениям   греков,   ойкумену   со   всех   сторон. — 478.

7 Гирканское море естественнее всего отождествить с Аральским морем, хотя многие исследователи сомневаются, что последнее могло быть известно Аристотелю. С другой стороны, в ряде источников Гирканским морем именуется именно Каспийское море, поэтому не исключено, что Аристотель приводит здесь два наименования одного и того же моря, полагая, что они относятся к разным объектам. — 478.

8  Здесь имеется ввиду в первую очередь Анаксимен (DK 13. A7).

9  Таково, например, было мнение Ксенофана (DK 21. В30).

10  Скорее всего Аристотель подразумевает здесь Гераклита и его последователей.

11  DK 22, В 6.— 480.

12  «Федон» 111с —113с. — 482.

13  DK 68, А 99(см. примечание 55 к первой книге). -484

14  Явно испорченная фраза. - 486

15  Неясная отсылка - 488

16  Из-за примеси сухих испарений. — 488

17  Речь идет о Мертвом море. — 489

18 Область в северо-западном Эпире. - 489.

19 Мифическая область (или остров?) за Геркулесовыми Столпами, откуда Геракл гнал стадо быков в Тиринф, предварительно убив чудовище Гериона. - 489.

20  Часть Сицилии, примыкающая к Акраганту - 490

21  Главный город  племени  линкестов   в   Эпире — 490

22 В небольшом трактате «Об ощущении» либо в утерянном сочинении «О соках». — 490.

23  Начиная с этого места, Аристотель развивает свою теорию ветров, согласно которой ветер отнюдь не является простым движением воздуха: в основе ветра лежит сухое, выделяющееся из земли испарение, которое Аристотель иногда называет дымообразным испарением или просто дымом, иногда же пневмой. Заметим, что в дальнейшем термины «ветер» и «пневма» зачастую употребляются Аристотелем как синонимы. — 491.

24  Примерно от начала до конца июля. Этесии — северные сухие ветры, постоянно дующие летом (от июля до сентября) в районе Средиземного моря. — 494.

25 Здесь, по-видимому, имеется в виду не созвездие Большого Пса, а звезда Сириус, восход которой приходится на конец июля. — 494.

26  Левконоты («белые ноты») —южные ветры, дующие зимой и приносящие хорошую погоду. — 495.

27  Птичьи ветры — название, связанное, по всей видимости, о весенним перелетом птиц. — 495.

28  Аристотель хочет сказать, что нот дует из областей, находящихся под тропиком Рака, а не от южного полюса. — 495.

29    Рис. 1. — 496. (См. стр. 591.)

30  Случайно попавшая в текст фраза, явно не имеющая отношения к делу. — 496.

31  Аристотель хочет сказать, что отношение длины к ширине обитаемого пояса земли могло быть еще больше, чем 5:3, если бы этот пояс не разрывался широким океаном. Наряду с северным обитаемым поясом существует еще и южный, о котором мы ничего не знаем, так как между обоими поясами практически не существует связи. — 496, .

32 «Проблемы» XXVI, где этот вопрос затрагивается, впрочем, лишь мимоходом. Ссылка эта имеет значение для датировки «Проблем». — 497.

33

34 К 59, А I (9), 42 (12), 89. - 501.

35  Под сферой здесь разумеется, по-видимому, космос в долом, так как Землю Анаксагор представлял в виде плоской лепешки, поддерживаемой воздухом. — 501.

36  DK 68, А 97, 98. — 502.

37 DK 13, А 7 (8), 21.-502.

38  Здесь и дальше Аристотель пользуется термином «пневма» для обозначения сухого испарения, служащего материальной причиной ветров. Специфический характер этого термина не позволяет передавать его другим русским словом. — 503.

39  Еврип — пролив между о-вом Евбеей и Беотией, отличавшийся тем, что течение в нем менялось многократно за сутки. — 504.

40  Город на о-ве Евбея, известный своими горячими источниками. — 504.

41  Теперь о-в Волкано в Тирренском море; вулканической извержение на этом острове произошло около 360 г. до н. э. — 505.

42. Под воздухом здесь надо понимать пневму. Воздух же в собственном смысле слова представляет собою, по Аристотелю, комбинацию пневмы и водяного пара (т. е. сухого и влажного испарений). — 505.

43  См. выше, 366 а 5—9. — 506.

44  См. II 4, 3G0 в 17 и далее, где излагаются причины возникновения  местных  засух  или  изобильных  дождей. — 508.

45  В целом довольно темный абзац (особенно во второй своей части). Некоторые исследователи (Thurot, Webster) полагают, что его первоначальный текст был сильно испорчен при последующих переписках. — 509.

46 Сипил — город в Лидии, близ горы того же наименования; Флегрейская равнина — вулканические поля вдоль побережья Кампании (недалеко от Неаполя); под областью в Лигурии имеется в виду, по-видимому, место, называемое теперь Кро д'Арль (между устьем Роны и Марселем), усеянное множеством больших камней. — 509.

47  Гефест был богом огня и кузнечного мастерства, а Гестия — богиней домашнего очага, чем и объясняются приводимые Аристотелем сравнения. — 510.

48  DK 31, А 62. — 510.

49  DK 59, А I (9), 42 (11), 84. - 510.

50 Клидем — малоизвестный ученый, написавший, согласно свидетельству Теофраста, книгу «О зрении» (DK 62, А1 2).— 511.