Автор вступительной статьи и примечаний И. Д. Рожанский.

Аристотель

МЕТЕОРОЛОГИКА

перевод Н. В. Брагинской

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Из всех естественнонаучных сочинений Аристотеля, включенных в настоящий том, «Метеорологика» пользовалась, пожалуй, наименьшей популярностью среди читателей и исследователей Нового времени. Это объясняется в первую очередь самим содержанием «Метеорологики». В этом трактате Аристотель подвергает рассмотрению множество конкретных процессов и явлений природы, которые в наше время стали предметом изучения отнюдь не одной только метеорологии, но и многих других наук, в том числе таких, как астрономия, климатология, география, гидрология, сейсмология, физическая химия, физика твердых тел и другие. Аристотелевские объяснения этих процессов и явлений оказываются, как правило, неверными. И если фундаментальная ошибочность общенаучных и общефилософских принципов еще не лишает эти принципы интереса для человека нашего времени, поскольку в них находит отражение определенный этап развития теоретического мышления вообще, то элементарные ошибки при объяснении таких явлений, как кометы, радуга или землетрясения, могут заинтересовать, пожалуй, лишь историка данной узкой области науки.

И все же нам думается, что недостаточное внимание к «Метеорологике» является во многом незаслуженным. Трактат этот отнюдь не сводится к набору ошибок, допущенных Аристотелем при объяснении соответствующих явлений природы. Чтобы оценить его историческое значение, его надо рассматривать в контексте того времени, а не проецировать на него достижения современной нам науки. При этом надо учитывать следующие два момента, на которые мы хотим сразу же обратить внимание читателей «Метеорологики». «Метеорологику» в целом можно рассматривать как приложение аристотелевского учения об элементах к частным проблемам. Если в трактатах «О возникновении и уничтожении» и частично «О Небе» излагаются общие принципы этого учения и устанавливается роль элементов в общей структуре космоса и в решении проблем возникновения и гибели, роста, изменения и т. д., то в «Метеорологике» это учение применяется к рассмотрению конкретных частных явлений. Поскольку учение о четырех элементах подлунного мира было отвергнуто наукой Нового времени как неверное в самой своей основе, естественно, что и все объяснения отдельных явлений с позиций этого учения также оказались неправильными. Это, однако, не отменяет того обстоятельства, что «Метеорологика» явилась первой в истории европейской науки попыткой дать рациональное объяснение окружающего нас мира с точки зрения единой теоретической концепции. Мы знаем, какое действие на воображение человека оказывали с незапамятных времен гром и молния, кометы, затмения, землетрясения и другие стихийные процессы, происходящие в природе, сколько религиозно-мистических предрассудков и фантастических представлений возникало в связи с ними в умах людей. Ранние досократики решительно отказались от этих предрассудков и встали на путь рациональных объяснений, которые, однако, имели у них зачастую случайный характер и не обязательно вытекали из общих космологических построений, развивавшихся этими мыслителями. У Аристотеля в «Метеорологике» мы наблюдаем исключительную последовательность в проведении единой точки зрения. Именно в силу этой последовательности «Метеорологика» оказала огромное влияние на науку последующих столетий, практически вплоть до Декарта, сочинение которого «Les Meteores» (1637) еще несет на себе глубокую печать аристотелевских воззрений.

Второй момент, который мы считаем необходимым отметить, состоит в следующем. «Метеорологика» содержит богатейшую информацию как о мнениях, высказывавшихся предшественниками Аристотеля по тем или иным вопросам, так и об общем уровне знаний, накопленных греками к этому времени. Эта информация представляет неоценимое значение для историка науки вообще и историка античного естествознания в частности.

«Метеорологика» распадается на две неодинаковые по объему и резко различающиеся по содержанию части. Первые три книги трактата, отмеченные бесспорным единством как в отношении общего плана, так и в методологическом отношении, составляют «Метеорологику» в собственном смысле слова. О четвертой книге, явившейся предметом многочисленных споров среди ученых-аристотелеведов, будет сказано несколько ниже.

Предмет науки, которую, по словам Аристотеля, все до сих пор называли метеорологией, определяется им в самом начале трактата (гл. 1) следующим образом: «Она, [метеорология], изучает все естественное, но менее упорядоченное, нежели первый элемент тел, что происходит в местах, тесно соседствующих с областью движения звезд: это, например, Млечный Путь, кометы и наблюдаемые [на небе] подвижные вспышки, а также все то, что мы могли бы почесть состояниями, общими воздуха и воды. Кроме того, [сюда относятся вопросы] о частях Земли, видах этих частей и состояниях. Исходя из этого, следовало бы, видимо, рассмотреть причины ветров и землетрясений и всех явлений, сопряженных с движениями такого рода... Речь пойдет, наконец, об ударах молний, смерчах, престерах и других повторяющихся [явлениях природы]...» (I 1, 338 а 26-330 а 4).

Вслед за этим Аристотель повторяет основные положения, которые относятся к структуре космоса и которые были им развиты в трактате «О Небе». Но здесь появляются и некоторые новые моменты, связанные в основном с проблемой взаимодействия элементов, заполняющих различные области космоса. Даже эфир, указывает Аристотель, который, казалось бы, принципиально отличен от элементов подлунного мира, содержит в некоторых местах примеси огня и воздуха, особенно же там, где он граничит с подлунным миром. Круговое движение эфира захватывает находящийся под ним огонь, который в свою очередь увлекает и большую часть массы воздуха — кроме самых нижних его частей, круговращению которых препятствуют неровности, имеющиеся на поверхности Земли. Между сферой огня и сферой воздуха имеет место постоянное взаимодействие, причем на границе этих областей происходит непрерывное превращение обоих элементов друг в друга.

Здесь же Аристотель формулирует концепцию двух испарений, которой он в дальнейшем очень широко пользуется для объяснения самых различных процессов, совершающихся в околоземном мире. Под действием солнечного тепла из Земли выделяются двоякого рода испарения. Испарение первого рода имеет своим источником воду, оно обладает влажной природой и подобно водяному пару. Испарение второго рода возникает из самой земли, которая сама по себе суха и порождает сухие дымообразные выделения, в дальнейшем именуемые пневмой. Каково соотношение между обоими родами испарений и элементами? Сухая дымообразная пневма имеет огненную природу, ибо она стремится подняться выше воздуха и занять периферийные области подлунного мира, примыкающие к сферам небесных круговращений. Таким образом, пневма это и есть огонь в собственном смысле слова, а то, что мы называем огнем в нашем быту, представляет собой как бы вскипевшую, т. е. воспламенившуюся, пневму. Такого рода воспламенениями пневмы объясняется появление падающих звезд, болидов, северных сияний и других красочно описываемых в «Метеорологике» небесных явлений, аристотелевские наименования которых подчас с трудом поддаются переводу на язык современной науки. С другой стороны, влажное водяное испарение идентично, по сути дела, воздуху, хотя воздушная атмосфера, окружающая земной шар, образовалась в результате смешения обоих родов испарений, причем в нижних ее слоях преобладает влажное испарение, а в верхних — сухое. С помощью доктрины двух испарений Аристотель объясняет существование и таких, казалось бы, чисто астрономических объектов, как кометы и Млечный Путь; естественно, что с точки зрения современной нам науки эти объяснения представляются особенно абсурдными.

Изложенным проблемам посвящена примерно половина первой книги «Метеорологики» (гл. 2—8). Вторая половина (гл. 9—14) занята рассмотрением круговорота воды в природе, включая такие явления, как роса, дождь, снег и град. Этим же круговоротом воды Аристотель объясняет образование рек, которые, как он подчеркивает, в большей своей части берут начало в горах и возвышенных местах. Весьма любопытными представляются соображения Аристотеля о долговременных изменениях земной поверхности, обусловленных появлением и иссяканием рек. «Но если реки в самом деле возникают и исчезают, а одни и те же местности не остаются влажными постоянно, то в соответствии с этим должно меняться и море. И поскольку море в одном месте отступает, а в другом наступает, ясно, что и на всей Земле море и суша не остаются теми же самыми, но со временем одно превращается в другое» (I 14, 363 а 19—24).

Эти соображения Аристотеля содержат в себе зародыш одной из будущих отраслей естествознания — исторической геологии.

Очень коротко скажем о содержании второй и третьей книги «Метеорологики». В начале второй книги (гл. 1—3) Аристотель рассуждает о морях, о том, возникают ли они или существуют вечно, и о других связанных с этим вопросах, но главным образом о проблеме солености морской воды, занимавшей до этого многих греческих мыслителей. Вслед за этим (гл. 4— 5) он переходит к ветрам, происхождение которых объясняется с точки зрения доктрины двух родов испарений. Дается первое в истории европейской науки описание «розы ветров». С помощью доктрины двух испарений трактуется также возникновение землетрясений (гл. 7—8), грома и молнии (гл. 9), тифона и ураганов (гл. 1 третьей книги). Остальные главы третьей книги посвящены таким атмосферным явлениям, как гало, ложные солнца и радуга. Особый интерес представляет глава пятая, в которой излагается математическая теория радуги, вызывавшая у исследователей много споров и недоумений. Сама по себе эта теория совершенно некорректна, но в ней содержится доказательство известной геометрической теоремы, позднее приписывавшееся Аполлонию Пергскому (теорема о так называемых кругах Аполлония). Многие исследователи склонны считать это доказательство позднейшей вставкой, по каким-то, может быть совершенно случайным, причинам попавшей в текст Аристотеля. Другая альтернатива состоит в допущении, что теорема эта уже была доказана в эпоху Аристотеля и что Аристотель был с нею знаком. Вопрос этот остается открытым, но его решение имело бы существенное значение для определения эрудиции Аристотеля в области современной ему математики.

В конце третьей книги Аристотель уведомляет о своем намерении рассказать о тех действиях, которые оба рода испарений производят в недрах земли. Это намерение, однако, осталось нереализованным (если не считать, что соответствующая часть «Метеорологики» оказалась утерянной уже в древности). Мы узнаем только, что сухое испарение создает, по мнению Аристотеля, минералы, не способные плавиться, а парообразное испарение обусловливает образование металлов, подверженных плавке и ковке. На этом изложение этого вопроса внезапно обрывается, и мы переходим к четвертой книге «Метеорологики», занимающей, как мы уже сказали выше, особое положение.

По своему содержанию эта книга примыкает, казалось бы, к трактату «О возникновении и уничтожении». Она начинается с краткого изложения учения о четырех элементах и о двух парах противоположностей, сочетания которых лежат в основе этих элементов. В отличие от указанного трактата противоположности именуются здесь силами или способностями — dynameis (там этот термин не встречался), причем горячее и холодное выделяются здесь в качестве деятельных (poietika), а влажное и сухое — страдательных (pathetika) способностей. В трактате «О возникновении и уничтожении» деятельными оказывались первые члены обеих пар — горячее и влажное.

Далее Аристотель переходит к изложению действий, производимых деятельными способностями — горячим и холодным. Основным действием, вызываемым теплотой, является «приготовление» (pepsis), которое имеет три вида: «вызревание», «варка» и «жарение». Холод вызывает «неприготовление» (apepsia), подразделяющееся на «незрелость», «недоварение» и «обжигание». Аристотель указывает, что, пользуясь этими словами, он употребляет их не в обычном значении, поскольку Других слов для обозначения этих процессов не существует. Действительно, когда он говорит о «приготовлении», он имеет в виду не только приготовление пищи на кухне, но и пищеварение, и созревание плодов, и развитие зародыша в теле — все процессы, происходящие под действием теплоты. Нечто аналогичное имеет место и для изменений, обусловленных действием холода. Разобрав детально эти процессы, Аристотель рассматривает страдательные состояния, зависящие от преобладания либо влажности, либо сухости. К такого рода состояниям относятся, например, мягкость и твердость. Далее говорится о процессах высыхания и разжижения, застывания и плавления; рассматривается, как ведут себя в соответствующих условиях те или иные вещества. Приводится любопытная классификация веществ, составленная по наличию или отсутствию определенных страдательных способностей (плавкость, гибкость, ломкость, податливость и многие другие). Все эти способности обусловлены в конечном счете противоположностью влажного и сухого. Следует детальное обсуждение этих способностей, после чего «Метеорологика» завершается главами, посвященными рассмотрению подобочастных веществ, в частности тех, которые входят в состав животных организмов. Конец «Метеорологики» естественным образом подготавливает читателя (слушателя) к последующим курсам, в которых будет идти речь о мире живой природы.

Своеобразие четвертой книги «Метеорологики» (которую известный шведский ученый Дюринг назвал «химическим трактатом Аристотеля») побуждало некоторых исследователей сомневаться в ее аутентичности; среди этих скептиков, были такие крупные аристотелеведы, как Росс и Йегер. Шведская исследовательница Хаммер-Йенсен посвятила специальную работу четвертой книге «Метеорологики», в которой доказывалось, что автором этой книги был не Аристотель, а другой перипатетик, находившийся под влиянием атомистики, может быть Стратон из Лампсака. Влияние атомистики Хаммер-Йенсен усматривала в терминах «частицы» (ogkoi) и «поры» (poroi), которыми Аристотель пользуется в некоторых главах книги, а также в том, что вся книга имеет явно «механистический» характер, поскольку любимая идея Аристотеля — идея целевой причины в ней начисто отсутствует.

Оба этих аргумента представляются неубедительными. Термин «поры» характерен для учения Эмпедокла, а отнюдь не для атомистики; что же касается термина ogkoi, то он сам по себе достаточно нейтрален и в качестве технического термина не использовался ни атомистами, ни какой-либо другой философской школой. Что же касается «механистичности», то на этот аргумент мы находим ответ в самом тексте четвертой книги: «...ведь там, где преобладает материя, всего труднее увидеть целесообразность» (12, 390 а 3—4). Процессы, рассматриваемые в четвертой книге,— это как раз те процессы, в которых «преобладает материя». Аристотелю просто не было надобности привлекать здесь целевую причину.

Таким образом, в последнее время и не в малой степени под влиянием блестящего анализа четвертой книги, произведенного Дюрингом, утвердилось мнение, что эта книга все же принадлежит самому Аристотелю. Другое дело, что она, возможно, лишь случайно оказалась в составе «Метеорологики», будучи небольшим, но вполне самостоятельным курсом лекций, посвященным определенному кругу проблем, слабо связанных с проблематикой других курсов, читавшихся Стагиритом в Ликее.